Первая тримиксная экспедиция на Мраморный карьер прошла 2‑8 января 2008 года. В ней приняли участие технические дайверы из Санкт-Петербурга, Москвы, Волгограда и Иркутска. Более 20 человек ныряли в этом интересном месте шесть дней.
Исследование затопленных штолен Мраморного карьера началось в 2001 году силами санкт-петербургских спелеодайверов-самоучек Андрея Маркаряна, Александра Бернадского и Юрия Сорокина, которые прокладывали первые ходовики при нулевой видимости. Немногочисленные дайверы, приезжавшие на карьер удивлялись красоте этих мест и сложности погружений. Жили в палатках, спускались к воде по железной лестнице 1953 года постройки. Но шли годы, и ситуация стала меняться к лучшему. У Мраморного карьера появился частный владелец, построивший причал и спуск к воде, купил лодки, на которых можно было доставить дайвера до места погружения. Рядом с карьером построили лютеранскую кирху, в которой дайверы могли остановиться.
В 2006 году Юрий Сорокин нашел проход в так называемый «Провал», который представляет из себя гигантский зал с восемью мраморными колоннами и воздушной пазухой с частично обвалившимся потолком. Проход длиной 180 метров на 12-метровой глубине стал очень популярен, а слух о появлении несложного и очень красивого маршрута с хорошей прозрачностью быстро облетел дайверский мир.
Следующий этап развития дайвинга на Мраморном карьере связан с именем Михаила Иванова, молодого DIR-дайвера из Финляндии. Живя недалеко от карьера, он каждые выходные приезжал нырять и планомерно исследовал верхние штольни. Результатом его работы стала схема разведанных выработок и более километра стационарных ходовиков. Именно М.Иванов открыл новую страницу карьера, случайно найдя в 2007 году вход в нижние уровни штолен. В сентябре 2007 года Максим Кузнецов провел на Мраморном курсы «бейсик-кейв», и в Санкт-Петербурге появилась первая сертифицированная кейв-команда, которая стала регулярно приезжать на карьер и продолжать исследования.
Мне удалось узнать о входе на нижние уровни штолен в ноябре 2007 года, когда мы нырнули с Мишей Ивановым на 70 метров на воздухе и достигли дна. И хотя Миша тогда снял проложенный ходовик, место и ориентиры входа я запомнил и решил вернуться сюда еще раз, чтобы спокойно, на тримиксе, проложить свой ходовик, закартографировать штольни и сделать доступной эту систему для тех, кто готов и способен в нее нырять.
ЭКСПЕДИЦИЯ
Результатом двухмесячной подготовки стала первая тримиксная экспедиция на Мраморный карьер, которая состоялась со 2 января по 8 января 2008 года. В ней приняли участие технические дайверы из Санкт-Петербурга, Москвы, Волгограда и Иркутска. Более 20 человек ныряли в этом интересном месте шесть дней.
Целью экспедиции было исследование нижних уровней штолен. Вход в эту систему расположен на дне карьера (27 метров), ориентиром является перевернутая вагонетка. В ноябре 2007 года была определена максимальная глубина (70 метров) и диапазон глубин, в которых придется работать в надголовной среде (27–70 метров), поэтому были привезены баллоны с газами и мешалка. В глубокие штольни ныряли каждый день с 4 по 7 января в следующем составе: Алексей Важинский, Сергей Горпинюк, Витя Лягушкин и Андрей Маркарян. Остальные ныряли в верхний уровень штолен с целью раскопать завал в конце хода им. Маркаряна и помогали основной команде. Кстати, есть предположение, что за завалом существует продолжение хода или находится большая выработка. Уже сейчас в раскопанную щель видны стены и лежащие на полу предметы.
Команда суппортов легко сформировалась из питерской кейв-команды и технических дайверов, с которыми я ныряю на Ладоге. Сложнее было с тримиксной командой. 70 метров, надголовка, нулевая видимость, длительные донные экспозиции, декомпрессия при температуре воды +1 градус, низкая температура воздуха, лед, удаленность места погружения, отсутствие дайв-центра – все эти условия диктовали жесточайший отбор. К сожалению, большинство российских технических и даже кейв-дайверов никогда не сталкивались с такими сложными условиями погружений. Желающих поехать было очень много, и пришлось не очень тактично отсеивать всех, в чьих возможностях было хоть малейшее сомнение. Из-за маленьких размеров прохода в нижние уровни штолен (1,2 х 2 м) я решил ограничиться командой из четырех дайверов. Больше одного погружения в день совершить было невозможно, а запускать большее количество дайверов в пещеру с таким узким входом, который к тому же сторожат бесы, было бы неразумно.
СТАРТ
Первые дайверы, едва отметив Новый год, приехали 2 января во второй половине дня. Лед был еще тонкий (в провале вообще отсутствовал) и никто не решился выйти в чашу карьера, но бесы подгоняли усиливающийся мороз (-10 оС), который вселял надежду, что на следующий день будет можно дойти до штолен и пропилить майну. 3 января лед стал крепче и уже выдерживал вес человека. Бурение показало толщину 15 сантиметров. Но в арках штолен лед был очень тонкий и трещал при попытке подойти к стене. Продолжало холодать – днем -10°С, ночью -15°С.
Целью первого дня погружений был поиск входа в нижние уровни штолен. Известен был ориентир (вагонетка) и приблизительный квадрат поисков. Первым 4 января нырнул Алексей Важинский. В пропиленную майну бросили толстый спусковой конец с грузом, Алексей закрепил за него катушку и начал поиски. Белая, совершенно непрозрачная муть начиналась с 15 метров и заканчивалась на 25 метрах. На дне карьера лежит черный органический осадок, который очень легко поднимается при любом движении, и видимость падает с метра-полутора метров до 30-40 сантиметров. На сороковой минуте Алексей нашел вагонетку, подтянул спусковой конец и закрепил его за ось вагонетки. Путь от майны до входа в штольни был проложен.
Второй группой пошли Андрей Маркарян и Андрей Михайлов. Они должны были дотянуть ходовой конец до начала уровня 36 метров и закрепить его за большой камень, лежащий в щели, ведущей в штольни. Оба Андрея дошли до вагонетки, где разделились. Михайлов нащупал ось вагонетки (видимость из-за манипуляций с ходовиком упала почти до нуля), вернулся в майну и отметился фразой «такой дайвинг нам не нужен», а Маркарян зацепил катушку и стал прокладывать ходовик в щели. Через две трети пути у него регулятор встал на фри-флоу, и он вынужден был прервать погружение. Я нырнул следующим, прошел по маркаряновскому ходовику, дотянул его катушку до камня и закрепил за него ходовик. Видимость в штольнях была отличная, 2-3 метра. Кажется, бесы еще спали после новогодних праздников.
Вечером забивались и готовились газы на самодельной мешалке, привезенной Алексеем Важинским. Поскольку трясти спарки было нечем и некому, вечером мешали, а утром проверяли, что получилось, и строили дайв-план, исходя из полученных результатов, каждый раз удивлявших.
На следующий день продолжало холодать. Но газы были смешаны, все готово для погружения, и надо было нырять и исследовать систему. Сборы были очень долгими, около двух часов, поэтому оборудование промерзало основательно, хотя глобальных отказов не случилось. Сергей Горпинюк договорился с «шерпами», которые донесли спарки и стейджи от автостоянки до майны. В предыдущие дни таскали сами, около 600 метров плюс лестница. Нырнули, потешили бесов. Их стараниями видимость в штольнях упала до метра-полутора. У Алексея Важинского отказало все, что могло отказать. Что не могло отказать, к слову, тоже отказало. По его собственному выражению, работала только катушка. Всплывал он, поддуваясь сухим костюмом, ребризер в ручном режиме, декомпрессию считал в голове. Я отличился тем, что пока пристегивал у вагонетки стейджи (видимость ноль), потерял ходовой конец, ведущий в майну. Зато нашел катушку Маркаряна, потерянную им накануне, стрелку Алексея и чей-то карабин. Во время подъема случайно наткнулся на ходовой конец и дальше всплывал в штатном режиме. Температура внутри штолен была значительно выше (4-5°С), чем на декомпрессии (1-2°С).
Предыдущий день можно было считать хорошей разведкой. Появилось общее представление о системе нижних штолен. Она состоит из четырех уровней (36, 45, 56 и 63 метра) и небольшого зала на 70 метрах, соединённых вертикальной шахтой. Бесы расшалились и преподнесли очередной сюрприз: видимость падала. Уровень 36 метров залила белая муть. У Сергея во время дайва замерз VR-3. У Алексея опять отказало почти всё. Мои проблемы начались на декомпрессии. Замерзали стейджевые регуляторы, пришлось дышать по очереди, то 40-м, то 80-м найтроксом. Открываешь баллон, делаешь вдох – нормально, второй вдох – легче, третий вдох – еще легче, четвертый вдох – срыв на фри-флоу, пятый вдох – закрываешь баллон, открываешь второй стейдж и все по кругу. Отстегнулся шланг поддува сухого костюма, пока понял, почему костюм не поддувается, залил внутрь воды через клапан. В общем, та еще была декомпрессия. Мокрый, в одноградусной воде, я целый час крутил вентиля. Бесы плавали вокруг, хихикали, но помогать не хотели.
ФИНИШ
В крайний день погружений Алексей нырял с Сергеем. Видимость пропала окончательно. На выходе у них была задача снять толстый сигнальный конец, ведущий от вагонетки к майне, и заменить его на ходовик до стены. Сергей привязался катушкой к вагонетке и, чтобы отцепить натянутую веревку, положил на нее катушку. Пока он отцеплял веревку, бесы толкнули катушку, и она провалилась глубже, откуда ее не удалось достать руками. Однако, катушка легко крутилась и отдавала ходовик. Отстояв короткие глубокие остановки, он поднялся с ходовиком в руке по веревке на 9 метров, перемотал 120 метров ходовика на кислородный стейдж, подвешенный в майне, и поднял упавшую катушку. Затем он смотал 120 метров ходовика обратно со стейджа на катушку. Во время остановок на 6 и 3 метрах Сергей и Алексей долго не могли найти место привязки ходовика к стене, видно, бесы их здорово покружили. Все. Финита ля комедия.
ИТОГИ
Прочитав эту историю, пытливый читатель и активный участник дайв-форумов насупит брови и спросит: «Что, а-а-абделались, сукины дети? Славы вам захотелось?»
Нет, ответим мы дружно. Не обделались! Учитывая сложные условия погружений, многочисленные отказы были нормальным и прогнозируемым явлением. Мы к ним были готовы. И физически, и морально. Именно поэтому в сложных экспедициях очень важен отбор участников. И дело даже не в исповедуемой дайв-концепции. Более разношёрстной команды представить сложно – ребризерщик-самодельщик, представитель классического техно-подхода, спелеодайвер-самоучка и создатель собственного псевдо-DIR’а. Главное, это самодостаточность, стрессоустойчивость, способность работать в команде, но полагаться только на себя и знать пределы своих возможностей.
Вся экспедиция была уникальным проектом – первой полноценной отечественной тримиксной кейв-экспедицией, в ходе которой была совершена серия погружений. И хотя запланированного картографирования не получилось из-за просчетов в организации и падения видимости в штольнях, опыт реализации такого проекта был бесценен. И я надеюсь, что следующая поездка получится более результативной.
Оказалось, что объемы выработки в нижних уровнях штолен значительнее, чем казалось после первого дайва в ноябре 2007 года. Наверное, потребуются аппараты закрытого цикла для большего донного времени и уменьшения времени декомпрессии. Наверное, стоит проводить экспедицию летом, чтобы температура воды на самых долгих остановках была повыше, чем один градус.
Глядишь, через несколько лет постоянных поездок, сбудется моя мечта, и у отечестевнных дайверов появится собственный кейв-полигон, расположенный в центральной части страны, с нормальным подъездом, сервисом и самыми разными маршрутами. От простейших проходов в «Провал» до тримиксных прохождений в нулевой видимости. Место, где можно будет обучаться или просто приехать понырять. А кейв-дайвинг станет в нашей стране более популярным и безопасным. А пока Мраморный карьер ждет новых исследователей.
Выражаю огромную благодарность суппортам Андрею Герасименко, Наталье Стариной, Андрею Михайлову, Александру Анощенко, Максиму Покомеде, Евгению Гасишвили, Юрию Архипенко, Евгению Степанову и Борису Сергееву! Без вас мы бы не справились!
Отдельная благодарность предназначена компании N-Diver и лично Денису Давыдову.
ПРОТОКОЛ
Алексей Важинский – OWSI, ATD TDI, CCR cave NSS
Переделанный ребризер CCR Inspiration, компьютер VR-3, фонарь Salvo 24, отечественные стейджи (сталь 10 л), сухой костюм ScubaForсe, поддева Weezle Extrуeme Plus, сухие перчатки, шлем 7 мм, регуляторы Apex Black Pearl.
Сергей Горпинюк – Trimix Instructor-Trainer IANTD
Спарка 2х15 л, V-груз, спинка – сталь OMS, подвеска с одной пряжкой, крыло двухинфляторное OMS, фонарь Ифккн Ьшддук 24, аварийные фонари TekTite, ldf компьютера VR-3, катушка Halcyon, 4 регулятора Aqua Lung Legend с установочным давлением 7,5, стейджи 10 л. Сухой костюм DUI CF-200, утеплитель DUI Polartek 300, жилетка с электроподогревом, полнолицевой шлем «Аквамарина», сухие перчатки, ласты OMS, аргоновый поддув 2 л Luxfer.
Виктор Лягушкин – Instructor NAUI, Heliair, Heliox NAUI Tec
Спарка 2х15 л, V-груз, спинка – сталь DSS, подвеска DirZone, крыло одноинфляторное DSS, фонарь DiveRite 10, боттом-таймеры Suunto Vyper и D9, расчет декомпрессии – собственный алгоритм, катушка Halcyon, регуляторы основные Si-Tech и Poseidon X-trim, стейджи 7 и 12 л. Регуляторы запасные Mares Abyss и Scubapro MK25, аргоновый поддув 2 л Luxfer. Сухой костюм Ndiver Cortex, утеплитель Ndiver Flectagon 300, сухие перчатки Si-Tech.
Андрей Маркарян – OWD PADI
Спарка 2х12 л, регуляторы Si-Tech и Glacia, подвеска и крыло Deepoutdoors, сухой костюм Ndiver Cortex, утеплитель Beuchat, компьютер Suunto Vyper, мокрые перчатки 7 мм.
5 января 2008
А. Важинский – 69 м, 72 минуты, декомпрессия 32 минуты. Дилюэнт 18/35, стейджи 18/35 10 л, EAN40 10 л.
С. Горпинюк – 51 м, 70 мин, донное время 20 минут. 19/20, AIR, EAN75.
В. Лягушкин – 46 м, 58 минут, донное время 22 минуты. 28/20, EAN40, EAN80.
А. Маркарян – 56 м, общее время дайва 54 минуты, спарка 2х12 л, воздух.
6 января 2008
А. Важинский – 65 м, 70 минут, декомпрессия 26 минут. Дилюэнт 15/40, стейджи 18/35 10 л, EAN40 10 л.
С. Горпинюк – 50 м, 84 минуты, донное время 25 минут. 14/34, EAN36, EAN64.
В. Лягушкин – 70 м, 87 минут, донное время 26 минут. 13/50, EAN40, EAN80.
7 января 2008
А. Важинский – 69 м, 102 минуты. Дилюэнт 15/40, стейджи 18/35 10 л, EAN40 10 л.
С. Горпинюк – 69 метров, 104 минуты, донное время 20 минут. 14/41, EAN40, EAN75.
Андрей Маркарян: Полтретьего ночи 16 октября 2002 года. Я выезжаю из города и беру курс на Сортавалу. Автомобиль явно перегружен, предусмотрено все, от шестигранника для разборки регулятора до лебедки на случай, если машину придется затаскивать на скалу. Рядом супруга Юля – помощник, фотограф, да и просто замечательная женщина. Согласитесь, что не каждая жена поедет за 300 км, для того чтобы ее муж осуществил бредовую идею, да еще в день своего рождения.
Дорога плохая. Идет снег, под снегом лед. Ползем 50-60 км в час. Подъезжаем к Сортавале в 8:30 утра вместо расчетных 6:30. Гостиница, сон 3 часа, завтрак в местном ресторанчике и вперед. Карьер встретил нас мрачной погодой, свинцово-черной водой и отменной видимостью. То, что видимость лучше, чем летом, заметно даже, не спускаясь к воде. Стараюсь все делать быстро, погружаться в сумерках не хочется.
Из снаряжения у меня нестандартная компоновка из трех баллонов, два регулятора, три фонаря, две катушки – одна большая для ходовика и маленькая аварийная. Опыт предыдущих погружений показал, что использовать веревку диаметром 1,5-2 мм здесь опасно. В шахтах могут оказаться предметы способные порвать тонкий ходовой конец. Поэтому была изготовлена специальная катушка, на которую поместилось 110 метров веревки диаметром 6 мм. Такую веревку не страшно натягивать, находясь в 110 метрах от входа.
Быстро надев на себя снаряжение, я прыгнул в воду. Температура +5 градусов. Давление в баллонах упало с 260 до 220 бар, но я так и рассчитывал. Проплываю метров сто по поверхности и начинаю погружение вдоль отвесной скалы. Вход в пещеру №1, назовем ее пока так, заслуживает особого внимания. Это единственная штольня, имеющая вход в виде горизонтальной щели шириной 2,5 м и высотой 0,8 м. Подплыв вплотную, я провел по периметру фонарем, стараясь сопоставить высоту прохода со своими габаритами. Вспомнились слова Юли, которая сухо заметила на берегу, что с моей компоновкой баллонов ширина в узостях должна быть не менее одного метра. Этого метра явно не было, но пробовать надо.
Имея опыт прохождения этой узости с обычной компоновкой баллонов, я решил плыть головой вперед. Первые попытки, как и следовало ожидать, не увенчались успехом. Верхний баллон ударялся о потолок, а живот упирался в нижний край. Был еще один вариант – полностью снять скубу, но у меня была громоздкая катушка, которая мешала. Поэтому вариант со снятием аппарата я решил оставить на крайний случай. Верхний край щели представляет собой монолитную скалу, а нижний – груду обломков размером 30–40 см каждый. Поднять и привсплыть с таким камешком нереально, зато его можно перекатывать перед собой, что я и сделал. Переместив несколько камней в сторону, я расчистил себе проход и, совершая несуразные движения, дециметр за дециметром стал просачиваться внутрь расщелины. Сверху стучал баллон, снизу терлись фонарь, аварийная катушка и пряжки компенсатора, в мути я едва видел свои перчатки. Неожиданно все стихло, видимость улучшилась, и я повис в 30 сантиметрах от дна. Ура, я в пещере! Отплываю еще на несколько метров вперед, фиксирую катушку и натягиваю ходовик.
Назад оглядываться не хочется, но любопытство берет свое. Оборачиваюсь – выход светится мутным пятнышком без очертаний. В этот момент по плану я должен проверить плавучесть, взглянуть на манометры, проверить работу всех фонарей и принять решение – идти или возвращаться. Однако после такого захода вопрос отпал сам собой, в любом случае придется ждать, пока осядет вся муть. Стрелка на манометре показывает 180 бар. Неплохо, можно израсходовать 80 в один конец и перейти на второй регулятор, оставив резерв в основном аппарате и не нарушая святая святых – правила одной трети. Проверяю свет, все в порядке. Пристегнув основную катушку к правой руке и поддув компенсатор, я с абсолютным спокойствием поплыл в глубь пещеры.
Катушка работала отменно, я не чувствовал никакого сопротивления. Через короткий промежуток времени прямо по курсу появилось еле заметное белое пятно. Сначала я подумал, что это отражается свет моего фонаря, но пятно не перемещалось за лучом. Еще через минуту я понял, что это свет, который проникает в пещеру откуда-то сверху. Подплываю ближе и понимаю, что я нахожусь на дне хорошо знакомого мне по предыдущим поездкам колодца.
Колодец представляет собой выходящую на поверхность вертикальную штольню прямоугольного сечения 4 на 6 метров и глубиной 35 метров, он заполнен водой на 11 метров. Вода имеет голубоватый оттенок и настолько прозрачна, что я видел мелкие камешки с 35-метровой высоты.
Всплывать вверх я не стал, вспомнил, как мы развлекались в прошлый раз, бросая в колодец камни. В общем, сижу на дне, смотрю вверх и наслаждаюсь видом неба. Останков бедной коровы, которая, по словам местных, упала в колодец несколько лет назад, я не обнаружил.
Смотрю на катушку, размотана только половина веревки, значит расстояние от входа всего 50‑60 метров, а я рассчитывал на 110. Начинаю рыскать фонарем по стене и достаточно быстро нахожу небольшой проход, примерно полтора на паолтора метра. Вплываю внутрь и попадаю в крохотный гротик, площадью 15‑20 квадртаных метров. Все, это тупик – конец штольни. В середине грота лежит какая-то конструкция из бревен, за нее и будем крепить ходовой конец. Положив катушку на дно, я принялся перерезать веревку. Процедура эта оказалась несколько сложнее, чем я предполагал. Конструкция из бревен сдвинулась, и сразу появилась муть. В какой-то момент мне показалось, что освещение померкло, но я еще видел ходовой конец, поэтому не прерывал работу. Через несколько секунд я решил подсветить ходовик основным фонарем, и тут до меня дошло – «Вега» погасла.
Я решил не доставать запасной фонарь, так как надо было быстрее фиксировать отрезанный ходовик. Видимость падала с каждой секундой, мои пальцы различались с трудом. Еще немного, ходовик зафиксирован и подтянут. Осталось забрать катушку с веревкой и пора убираться из этого склепа. Держась за ходовик левой рукой, начинаю шарить правой по дну. В том месте где, как я думал, должна быть катушка, ее не оказалось. Только сейчас я понял, что совершил ошибку. Катушку следовало пристегнуть к компенсатору, а не оставлять на дне. Сделав несколько попыток и уменьшив видимость до нуля, мне стало понятно, что без маленькой катушки не обойтись. Сразу хочу заметить, что ситуация не была аварийной, я мог в любой момент отказаться от поиска катушки до следующего сезона и спокойно вернуться по натянутым перилам, конец которых я сжимал в левой руке. Но бросать только что специально сделанную для пещерных погружений катушку не хотелось.
Упражнение под названием «кошмар спелеоподводника», или потеря ходового конца, я проделывал на тренировках в бассейне не один раз, без маски и с закрытыми глазами. Здесь все то же самое с разницей, что найти надо не ходовик, а катушку. Фиксирую маленькую катушку в месте крепления ходовика и отплываю в сторону, делая полукруг. В этот момент я вспомнил, что мое освещение – только крохотный фонарик мощностью 2 Вт, закрепленный на маске. Где-то глубоко пробежал холодок. Достаю запасной фонарь, мутное пятно перед глазами стало ярче, видимость по прежнему нулевая, но с двумя фонарями спокойнее. Катушка нашлась совсем не там, где предполагалось, стало понятно – ориентация потеряна окончательно. Пристегиваю потерю к компенсатору, сматываю маленькую катушку и выхожу из грота по ходовому концу. Прозрачная вода штольни и свет, падающий из колодца, полностью меня успокоили. Манометр показывает 120 бар, значит, на второй регулятор можно не переходить. «Вегу» так и не удалось реанимировать, но это уже не тревожит.
Плыву к выходу, по дороге пытаясь натягивать проложенный ходовик. Подплыв к щели, я обнаружил, что муть почти исчезла. В карьере на глубине до 15 метров она состоит из хлопьев, которые быстро оседают. Со второй попытки я протискиваюсь через проход и с чувством победы плыву к месту спуска. Установка буйка перед входом прошла без приключений.
Общее время погружения составило 1 час. В штольне я пробыл 36 минут на глубине 11 метров, которая практически не менялась.
Видимость достигала 15 метров. Длина ходового конца – 56 метров. Вот и все.
Кстати, теперь этот проход называют маркаряновским!
Михаил Иванов: Почему я ныряю на Мраморном карьере? Это, наверное, мания первооткрывателя. Сам я родом из Сортавалы, поэтому это место знал давно, но так как дайвингом тогда не занимался, то оно меня не интересовало. А когда начал заниматься, то вспомнил, что есть эта дырка. Ну и заглянул как-то сюда разок, прошелся по периметру, смотрю – куча входов.
Первый дайв – прошелся по галереям, посчитал входы, но видимость была плохой, слой молока поднялся до 7 метров. Пещеры были практически затоплены этой мутью. На сегодняшний день пройдены все верхние этажи. Это ломки, которые велись в начале прошлого столетия. В них сейчас проложено около 400 метров стационарного ходовика. Все они со стрелками. Все красиво. Потом я начал разрабатывать проходы в разные стороны. Оказалось, что большинство пещер маленькие и тупиковые, как аппендиксы. В них класть ходовики не было смысла. Нашел более-менее подходящие туннели и начал по ним прокладывать ходовики.
Заодно наткнулся на комнатку, которую кто-то назвал столовой, но это, конечно, ерунда. Там в лучшее время работало 2500 человек. Как их можно засунуть в эту комнату кормить, я не знаю. Наверное, это была какая-то контора. Потому что есть лифт, и железная дорога идет, и рядом с ней стоит будка. Думаю, там взвешивали и считали вагонетки.
Здесь найти можно что угодно. Недавно я обнаружил на глубине 28 метров новый вход, где штольня уходит почти вертикально до 36 метров. Есть ли там дальше проход, не знаю. Там щель полтора на полтора метра, на краю которой валяются вагонетки. Если протиснуться в эту щель, открывается комната. Один ее склон под углом 45 градусов поднимается с 28 на 8 метров. Там тупик, и он уходит немножко левее. Я проложил туда ходовик около 100 метров. Там валяются какие-то кузова, металлические конструкции, кран, который висит на краю штольни, стрела лежит на дне.
Сергей Гопинюк: 70 метров глубины в Красном море – это то, что делают безбашенные дайверы на одном баллоне. 70 метров глубины в открытой воде на Ладоге – это очень серьёзное техническое погружение, по сути ночное. Погружение на 70 метров под лёд в России совершают единицы. А 70 метров подо льдом, в пещере, при видимости в полметра, общим временем больше 100 минут – очень мало кто на это может отважиться.
Это была моя первая поездка на Мраморный карьер, и, надеюсь, что не последняя. Давно хотелось здесь понырять. Поэтому когда мне предложили сделать там что-то серьезное, я с удовольствием согласился на это предложение.
Экспедиция была уникальной – и составом группы, и организацией погружений. Очень порадовала команда, с которой я нырял. Витя Лягушкин и Алексей Важинский – опытные технические дайверы, которые под водой способны на очень многое. Поражаюсь смелости Андрея Маркаряна, проделавшего большую работу по исследованию штолен Мраморного карьера. Дух первопроходцев, который витал над экспедицией, был хорошим стимулом.
Изначально, перед поездкой, договорился с организаторами, что приеду туда, сделаю погружение и, если соблюдение вопросов безопасности меня устроит, то пойду на запланированные глубины. Собирался недолго. Мое оборудование всегда готово для серьезных погружений. Для работы в холодной воде использовал специальные аксессуары, например, жилет с электрическим подогревом, «сухие» перчатки, полнолицевой шлем. Настроил все свои регуляторы – понизил установочное давление. «Легенды» показали себя с лучшей стороны, они могут работать долгое время в ледяной воде, обеспечивая стабильное комфортное дыхание на любой глубине.
В плане психологической подготовки мне помогает фри-дайверский курс Натальи Авсеенко. Аутотренинг, концентрация, самоконтроль – это хорошо работает. Перед сложным погружением я медитирую, что помогает настроиться.
Мы приехали на Мраморный карьер 4 января. Ребята уже пропилили майны и сделали пробные погружения. Все шло по плану, только было очень холодно – ночью до -20 °С.
Организовали работу «шерпов», которые таскали снаряжение. Я считаю, что при декомпрессионных технических погружениях, таскать на себе снарягу неграмотно и даже очень опасно из-за возможных негативных физиологических последствий.
Потом было три дня интенсивной работы. По ночам мешали газы и забивали баллоны, днем ныряли, вечером обсуждали сделанное и планировали дальнейшее.
Хочу выразить огромную благодарность видеооператору Андрею Герасименко, суппорт-дайверам Володе Коротееву и Наталье Старине, Евгению Гасишвили и команде поддержки.
Я не рассматриваю эти погружения как рекордные. Для меня это были просто очень интересные технические дайвы с интересными людьми. Ну, а рекорд… Не за этим я туда ехал.
Показательно, что команда состояла из людей, представляющих совершенно разные школы дайвинга. Но эти погружения показали, что люди с разной философией и подготовкой могут нырять вместе, если их подход к безопасности базируется на общих принципах. Я считаю, что совместная работа в подобных экспедициях позволяет решать очень сложные задачи.
СПРАВКА
Рускеальские мраморные ломки, памятник природы и горного дела, находятся в 24 км к северу-западу от города Сортавала (старое название – Сердоболь). Первые упоминания о деревне Рускеала встречаются в налоговых книгах 1500 г. Самые первые разработки мрамора велись в конце XVII в. шведами, в основном для жжения строительной извести и постройки фундаментов и стен зданий. В 1721 году после заключения Ништатского мира со шведами большая часть этой территории была подарена Петром I фельдмаршалу князю Бутурлину. Тот заселил опустевшие за войну земли крестьянами из центральных районов России. О шведских каменоломнях забыли на десятилетия, вспомнив о них лишь при Екатерине II.
Большую помощь в возрождении добычи мрамора в Рускеале оказал пастор и ученый Самуил Алопеус, который написал книгу «Краткое описание мраморных и других каменных ломок, гор и каменных пород, находящихся в Российской Карелии» (С.-Пб.,1787), опубликованную на немецком и русском языках. В 1765 г. Алопеус пригласил в Рускеалу разведчика камня Андрея Пилюгина. Разведчик заложил там опытные ломки. В 1767 г. Рускеальские мраморные ломки осмотрел горный инспектор капитан Кожин с полковником Зверевым. Промышленная добыча Рускеальского мрамора началась после подписания Екатериной II указа Сената от 19 января 1768 года.
Академик Н. Я. Озерецковский в «Путешествии по озерам Ладожскому и Онежскому» (совершенному в 1785 году) так описывал разработку: «В Рускальском погосте в 30 верстах от Сердоболя внутрь земли, близ большой дороги к Нейшлоту, находится в горах прилежащих к шведской границе известная Рускальская мраморная ломка, где добывается мрамор наиболее пепельного цвета с желтыми и зеленоватыми струями, но в кряже гор, которого окружность близ пяти верст простирается, находится также мрамор и других цветов, выключая голубой и красный, а именно есть там зеленый мрамор с примесью белых, желтоватых и черных прожилков и пятен, есть серый, белый и черный вместе струями, прожилками и полосами, есть несколько бурый и серый с белыми крапинками. Наиболее работа производится в горе Белой, где ломают пепельный мрамор, который тем лучше становится, чем далее работники в глубину подаются. Для сей работы нанимаются от казны вольные люди, и мрамор употребляется в С.-Петербурге на разные казенные здания. Его привозят сюда подрядчики на крепких галиотах, на которые нагружают оный за четыре версты от Сердоболя в реке Гелюле, впадающей в Сердобольскую губу. До пристани, на Гелюле находящейся, от Рускальской ломки считается около 30 верст, чрез которые мрамор возят сухим путем, что немалого стоит труда и иждивения».
Первые блоки декоративного рускеальского мрамора были доставлены в Петербург в 1766. На добыче мрамора работало «до 800 человек русских и чухонцев». Рускеальским мрамором украшали храмы и дворцы Петербурга, фонтаны Петродворца, колонны Царского Села и Гатчины. Широкую известность рускеальскому мрамору принесло строительство Исаакиевского собора (1819–1859), где камень использовался для облицовки стен. Только с 1769 по 1830 год здесь наломали 200 000 тонн мрамора. После завершения строительства Исаакиевского собора мраморные ломки были оставлены. Местное население нашло применение обломкам мрамора: «сметливые чухонцы, воспользовавшись множеством мраморных осколков, обжигают их на известь». Кальцитовые мраморы перерабатывались на известь до 1930-х годов. С 1950-х годов рускеальский мрамор перерабатывали на щебень, декоративную крошку, известковую муку; из него распиливались облицовочные плиты для украшения метрополитена: этим мрамором украшены залы санкт-петербургских станций «Приморская» и «Ладожская».
В настоящее время главный карьер Рускеалы с остатками штреков и шахт рассматриваются как памятник индустриальной культуры (горного дела) конца XVIII – начала XX вв. Карьер (длина 450 м, ширина 60-100 м, глубина 30-80 м) затоплен до уровня верхнего подземного горизонта. Существуют разные версии затопления карьера. По одной из них карьер затопили финны перед началом советско-финской войны 1939-1940 гг. На дне осталась техника: кран, автомашины, мотоциклы, паровоз, вагонетки.